Информационный взрыв, вызванный попыткой прокуратуры разобраться с заявлением одного из народных депутатов относительно редакции интернет-издания, заставила снова вернуться к вопросу соблюдения свободы слова в Украине и обеспечения прав журналистов на сборы и распространение информации. Поскольку в СМИ уже было множество разных комментариев на эту тему, в предлагаемом материале мы попробуем дать сугубо правовую оценку ситуации и напомнить о гарантиях, установленных законодательством относительно журналистской профессии.
Суть вопроса довольно проста: журналист, присутствующий на заседании украинского парламента, зафиксировал на фото телефон одного из народных депутатов. Депутат своего телефона не прятал и, находясь в публичном месте, зная о наличии в зале десятков журналистских объективов, во время исполнения им собственных депутатских полномочий и с собственного рабочего места вел СМС-переписку на тему PR-сопровождения судебного процесса в одном из уголовных дел. Изображение телефона депутата с определенными сообщениями было зафиксировано фотокамерой журналиста, а созданные таким образом фотографии обнародованы на сайте.
Ситуация довольно банальная, поскольку миллионы фотоаппаратов по всему миру ежедневно, специально или случайно, фиксируют, как кто-то что-то пишет на заборе, асфальте, в ноутбуке и даже на бумаге: когда человек что-то делает публично и в публичном месте, он не может не предполагать, что, во-первых, кто-то увидит, чем он занимается, и, во-вторых, зафиксирует это на камеру. Но, по мнению одного из законотворцев, иногда фотография человека, который открыто и не скрываясь пишет телефонное сообщение, может стать причиной заключения сроком до семи лет. Именно такое максимальное наказание предусматривает ст. 163 УКУ, которой устанавливается ответственность за нарушение тайны переписки или другой корреспонденции, которые передаются средствами связи, совершенное относительно государственного деятеля…
Прежде всего надо напомнить, что Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) понятие «корреспонденция» понимает как составную часть личной жизни человека (например, решение в деле «Класс и другие против ФРГ» от 06.09.1978 г.). Это означает, что вопрос правомерности освещения журналистом определенной «корреспонденции» народного депутата Украины фактически сводится к вопросу: что важнее — право журналиста собирать и распространять информацию или право парламентария сохранять тайну собственной жизни?
Проблема конфликта между правом журналиста собирать информацию и правом публичного государственного деятеля на неприкосновенность своей частной жизни не нова. Если посмотреть на практике ЕСПЧ, то соответствующие судебные решения принимались еще с 60-х годов прошлого века. И чаще всего суд становится на сторону обеспечения свободы слова. Кроме того, в ЕСПЧ довольно сдержанное отношение к праву на частную жизнь политических деятелей и возможности защиты его от журналистов.
Более лояльное отношение Европейского суда к правам журналистов распространять информацию имеет вполне логичное объяснение. Общеизвестно, что любые споры между обществом и правящими режимами могут реализовываться в двух наиболее распространенных формах — путем открытой дискуссии в СМИ, когда обе стороны слышат друг друга и совместно пытаются найти истину, и путем уличного насилия, которое чаще всего является следствием отсутствия диалога между властью и обществом. Поэтому, решая вопрос, имеют ли право журналисты собирать и распространять конфиденциальную информацию относительно политических деятелей, ЕСПЧ прежде всего исходит из необходимости обеспечения права на свободу слова, которое должно иметь минимальные ограничения. Как следует из многократной позиции суда, это касается и ограничений, связанных с необходимостью обеспечения права на конфиденциальность.
В своих многочисленных решениях по указанному вопросу ЕСПЧ настойчиво предостерегает, что попытки поиска баланса между правом на частную жизнь и правом на свободу распространения информации должны основываться на характере такой информации. Причем определяющим должно стать то, какой вклад собранный журналистом материал может внести в обсуждение общественно важных вопросов (например, решение в деле «Ньюз ферлагс ГмбХ против Австрии»).
Вместо этого в решении в деле «Принцесса Фон Ганноверска против Германии» ЕСПЧ четко подчеркнул, что общество должно иметь право на получение информации о деятельности политических деятелей во время исполнения ими своих функций.
Таким образом, информация о деятельности любого государственника во время исполнения им своих должностных функций не может быть конфиденциальной.
В целом ряде других решений суд неоднократно отмечал, что каждое действие политического деятеля обязательно должно быть предметом пристального рассмотрения со стороны как журналистов, так и общества вообще. Поэтому, делает вывод ЕСПЧ, журналист может быть ограничен в праве собирать конфиденциальную информацию относительно политика только в крайних случаях и лишь при условии, что указанная конфиденциальная информация не способна породить и поддержать дискуссию в обществе по поводу тех или иных общественно важных вопросов, а касается только удовлетворения банальной светской заинтересованности.
Кстати, аналогичные подходы содержатся и в национальном законодательстве.
В частности, Конституция Украины ст. 34 гарантирует каждому право на свободу мнения и слова, на свободное выражение своих взглядов и убеждений, право свободно собирать, сохранять, использовать и распространять информацию. Аналогичные права установлены и Законом «Об информации».
С другой стороны, украинская Конституция, как и Конвенция о защите прав человека, закрепляет запрет на вмешательство в личную и семейную жизнь лица, право на тайну переписки, телефонных разговоров, телеграфной и другой корреспонденции.
И Конституция Украины, и Конвенция устанавливают одни и те же ограничения права на свободу собирать и распространять информацию. Право на информацию может быть ограниченным, если у государства нет иного способа достичь определенных интересов национальной безопасности, территориальной целостности или общественной безопасности, для предотвращения волнений или преступлений, для здравоохранения или морали, для защиты репутации или прав других лиц, для предотвращения разглашения конфиденциальной информации или для поддержания авторитета и беспристрастности суда.
Поскольку и право на свободу распространения информации, и право на конфиденциальность почти идентично сформулированы в национальных законах и в Европейской конвенции, Украина не может по-иному обеспечивать право на свободу слова. Допущение иного трактования конвенции в части прав журналиста собирать информацию о публичных политических деятелях, в том числе информацию конфиденциального характера, означает нарушение Украиной своих международных обязательств, принятых с подписанием Конвенции о защите прав человека.
Здесь следует напомнить, что, в соответствии со ст. 27 Конвенции о праве международных договоров, участник не может ссылаться на положение своего внутреннего права как на оправдание для невыполнения им международного договора.
Учитывая указанное, пока Украина не вышла из участников Конвенции о защите прав человека, у нее нет юридической возможности устанавливать дополнительные ограничения права журналиста собирать какую-либо информацию относительно политических деятелей, в том числе информацию конфиденциального характера.
В связи с этим следует обратить внимание на недавнее решение Конституционного суда относительно официального толкования понятия «информации о личной и семейной жизни лица». Как известно, 20 января 2012 г. КС Украины принял решение, вызвавшее волну несогласия и негодования среди правоведов и работников СМИ. В своем решении суд растолковал, что какие-либо сведения о событии или явлении профессиональной или деловой жизни лица (если это не касается непосредственного исполнения им должностных обязанностей) приравниваются к информации о личной и семейной жизни лица, и потому на указанную информацию наложен гриф конфиденциальности.
Эти выводы не совсем совпадают с выводами Европейского суда по правам человека. В частности, ЕСПЧ в большинстве случаев не рассматривает информацию о профессиональной деятельности общественных деятелей как информацию об их личной жизни. В то же время, подписав Конвенцию о защите прав человека, Украина обязалась обеспечивать установленные ею гарантии с учетом официальных толкований, предоставленных ЕСПЧ (о чем записано в самой конвенции). Таким образом, украинские государственные органы не имеют права привлекать журналистов к ответственности за то, что они собрали и распространили определенную конфиденциальную информацию о политических деятелях, если эта информация может служить указанным выше целям.
Что это может означать в ситуации с интернет-изданием LB.UA и его конфликтом с народным депутатом?
Прежде всего, надо суметь дать надлежащую оценку информации, распространенной журналистами. Обнародованные фотографии свидетельствуют, что народный депутат во время исполнения им своих депутатских функций, находясь на своем рабочем месте в сессионном зале Верховной Рады Украины, с помощью телефонных СМС-сообщений давал указания определенным лицам относительно PR-сопровождения уголовного дела.
Очевидно, указанные фото фиксируют не события светской жизни. Фотографии касаются действующего политического деятеля, и их распространение имеет все шансы поддержать дискуссию в обществе как относительно конкретного уголовного дела, так и касающуюся деятельности народных депутатов, которые за средства налогоплательщиков на рабочем месте вместо активной законотворческой работы ведут переписку, не связанную непосредственно с данными ими предвыборными обещаниями.
Поэтому очевидно, что указанная информация не может расцениваться как информация о личной жизни политического деятеля, ведь именно такое понимание нам предлагает ЕСПЧ в вышеназванных решениях.
Кстати, в определенной мере аналогичное положение содержится в ст. 29 Закона «Об информации». В соответствии с ней, информация с ограниченным доступом может быть распространена, если она общественно необходима, то есть является предметом общественного интереса, и право общественности знать эту информацию превалирует над потенциальным вредом от ее распространения.
Следовательно, с учетом указанного выше, можно прийти к выводу: сбор и распространение журналистом информации об СМС-переписка народного депутата, которую тот вел из сессионного зала Верховной Рады, правомерно и соответствует пониманию журналистской профессии, которую защищает ЕСПЧ.
Кроме этого, надо напомнить, что распространенную информацию журналист получил законным способом: фото сделано в публичном месте, в сессионном зале парламента, журналист имел соответствующую аккредитацию, а его право делать снимки прямо определено ст. 25 Закона «Об информации».
Фотографирование народных депутатов, работающих в сессионном зале, не может трактоваться как нарушение тайны переписки хотя бы потому, что депутаты на рабочем месте не должны вести личную переписку. Журналист, фотографируя депутата, не может предполагать, что тот, вместо исполнения своих депутатских полномочий, станет заниматься личными делами прямо перед глазами журналистов и под прицелами десятков фото- и видеокамер.
Очевидно, для нарушения тайны корреспонденции необходимо, чтобы эта корреспонденция действительно сохранялась в тайне. Иначе общение лица по телефону, которое слышат окружающие, также должно приводить к возбуждению уголовных дел: люди слышат, о чем общается человек рядом, а следовательно, знают содержание разговора и, как следствие, нарушают указанную тайну.
И, наконец, необходимо принять во внимание, что в ситуации, которая получила широкую огласку, вообще речь не идет о нарушении тайны корреспонденции. Журналист не раскрывал переписки, а просто сфотографировал мобильный телефон. Вместо этого вывод, что изображенная на экране информация является «корреспонденцией», основывается только на предположениях и на оценочных суждениях журналиста. По самим же фотографиям невозможно достоверно убедиться, что изображенные на телефоне тексты — сообщения, которые действительно были отправлены. Сделанный журналистом вывод — это, опять же, его собственная оценка увиденных им сообщений, достоверность которой, как известно даже студенту юрфака, не доказывается, в соответствии с тем же Законом «Об информации».
Поэтому нельзя говорить, что журналист нарушает закон, распространяя правомерно сделанные им фотографии мобильного телефона народного депутата, на экране которого изображены определенные сообщения.
А можно ли считать преступлением совершение лицом деяний, не противоречащих закону? Ответ на указанный вопрос очевиден. Согласно Уголовному кодексу, преступлением является виновно совершенное общественно опасное деяние, в то время как распространение сделанных журналистом фотографий депутатского мобильника едва ли само по себе представляет опасность для общества. Поэтому за распространение журналистом фотографий мобильного телефона он не может привлекаться к какой-либо ответственности, тем более к криминальной. Приходится только надеяться, что следователи прокуратуры сумеют надлежащим образом все оценить и принять соответствующее решение относительно возможности уголовного дела, которое будет основываться на законодательстве, в том числе на действующих международных договорах.
Ситуация с этими фото еще раз наглядно продемонстрировала уязвимость свободы слова в Украине. В развитых демократических странах журналист выполняет приблизительно такую же работу, что и правоохранительные органы, — выявляет факты злоупотреблений, собирает информацию, проводит собственные расследования и выносит их результаты на суд общества. Благодаря этому СМИ превращаются в своего рода альтернативный суд, который дает оценку политикам не столько в правовой, сколько в морально-этической плоскости. И допущенные государственными деятелями нарушения законодательства рассматриваются СМИ прежде всего через призму нарушений моральных принципов общества. Последствия такой деятельности часто бывают чрезвычайно весомыми — достаточно вспомнить имена президентов разных стран мира, вынужденных уйти в отставку из-за журналистских расследований: Ричард Никсон (США), Кристиан Вульф (Германия), Пал Шмитт (Венгрия).
В Украине обязанности СМИ доносить до общества правдивую информацию часто наталкиваются на серьезное сопротивление со стороны государственных деятелей, заинтересованных в сокрытии от общества правды о собственной деятельности на определенных должностях. И здесь у государства есть прямая обязанность обеспечить решение таких конфликтов именно в пользу общества, которое должно знать объективную и достоверную информацию о том, чем в действительности занимаются те или иные должностные лица, которым общество за собственные средства доверило занимать государственные должности.
Данил ГЕТМАНЦЕВ, доцент:
— В современном информационном обществе обеспечение баланса между правом на частную жизнь и правом на свободу распространения информации является одновременно и приоритетной задачей, и основанием для многочисленных дискуссий и конфликтных ситуаций. Причина этого, как правило, противостояние — с одной стороны, спроса общественности на максимально широкое и подробное освещения всех общественно значимых процессов или событий, а с другой, желание лиц, являющихся частью таких процессов или событий, сохранить по возможности большую конфиденциальность и право на частную жизнь. Конфликт между указанными правами естественный, ведь граница защиты одного права и нарушение другого проводится в каждом частном случае на основе конкретных обстоятельств дела.
С юридической точки зрения, конфликт между одним из народных депутатов и интернет-изданием именно и основывается на необходимости взвесить, обеспечение какого права для общества важнее: права общества знать правду о работе государственных деятелей или права государственного деятеля скрыть эту правду от общества.
Во всех действительно демократических странах мира право на свободу слова оценивается выше, чем право должностного лица на частную жизнь. Есть абсолютно естественное объяснение этого: идя в политику, лицо сознательно соглашается на повышенный уровень внимания к нему со стороны общества, а следовательно, и на более низкий, по сравнению с другими членами общества, уровень защиты его права на частную жизнь. Под информацией о частной жизни политика обычно понимают очень узкий круг действительно личных вопросов: состояние здоровья, добрачные отношения, отношения между родителями и детьми, личные отношения и т. п.
В ситуации с публикацией фото никакой информации о частной жизни народного депутата обнародовано не было. Поэтому нельзя говорить, что публикация фотографий мобильного телефона является общественно-опасным деянием, совершенным журналистом. Собранная журналистом информация получена им законным способом, который гарантируется Конституцией, действующими законами и международными договорами. При этом любое лицо, в частности и политик, не лишено права на обращение (даже очевидно бессмысленное) в правоохранительные органы с сообщением о преступлении, а правоохранительные органы обязаны провести проверку такого обращения, опросив лиц, которые могут быть причастны к совершению уголовно наказуемых деяний. Учитывая указанное, истерия, поднятая руководством издания на сайтах интернет-изданий, кажется преждевременной и немного отдает пиаром. Хотя, возможно, именно эту кашу маслом испортить довольно трудно!
